"Я знала вашу мать."
Именно эту фразу говорит Данкан, когда трогает сложный комок вопросов Савы. Она старается аккуратно распутаться его, обезвредить пульсирующую бомбу подросткового максимализма внутри, это видно. Заметно. Но Нилович прямо сейчас так сильно ей благодарен, что его отсюда забрать могут, что он прощает ей неаккуратные шаги, задевающие больное. Знала — значит знала и о нем тоже, о том, как он почти год мучался, как глотал повиновение половниками, стараясь выживать в стремных условиях. Если знала, то почему действовать начала только сейчас?..
"Хотя, быть может только сейчас возможность подвернулась", — сам себя отсекает Нилович. С Люциусом не так уж все и просто быть может, рычаги давления могли появиться лишь недавно, кто вообще знает, почему они вдвоем вообще сотрудничают, хотя придерживаются противоположенных взглядов на воспитание. Однако это все не имеет никакого значения, потому как для Савы важнее результат — его забирают! Прям насовсем забирают, зачисляют в школу, дают право выдохнуть.
Но это не значит, что Сава вдруг забывает то, что Данкан про маму сказала. Он не особенно прям на слово верит, но она делает достаточно, чтобы кредит этого доверия хотя бы по кусочкам ей выдать. Он так и делает, делая вид, что мимо ушей все пропустил, хотя на самом деле совсем наоборот.
— Что ж, тогда предлагаю все же собрать свои вещи. Я подожду в машине. И можем переезжать, — она предлагает сейчас. Он тоже хочет этого. Мальчишка кивает. Собрать вещи не долго, господи, да у него вообще особенно вещей-то и нет. Основная зубная щетка дома у темного мага, хотя вот запасную все-таки надо бы забрать, мало ли что другие недоколдуны с ней сделать смогут. Проверять не хочется. Сава говорит что-то типа "я быстро", срываясь с места. Бегает он быстро, с проклятием иначе вообще не выжить, а уж приют он знает наизусть, поэтому ему легко добраться до своей комнаты, отогнуть край матраса, сграбастывая обычный целлофановый пакет, где лежит важная для него мелочевка. Он сует его в карман кофты, которую с грядушки снимает, сворачивает все плотно. Одежды у него почти нет, да и пофиг, главное забрать то малое, что у него тут есть. Все его вещи в одной руке помещаются, хотя он старательно все запихивает в наволочку — сумки у него для переезда не существует. Пара кофт, запасные джинсы, ботинки, шапка с перчатками для зимы, зубная щетка, пара украшений и одна единственная книга, подаренная Джессикой, — собственно, вот весь его багаж помимо того, что уже на нем. Сава обводит глазами стены комнаты, смотря на нее в последний раз.
Показывает фак с чувством глубокого удовлетворения: "Пошел нахуй!"
Сава сваливает из приюта почти счастливым, упаковываясь в машину Фей. Он кладет свой сверток у своих ног, пока занимается тем, чтобы пристегнуться.
— Со всеми попрощался? Ты больше сюда не вернешься, — спрашивает она, улыбнувшись. Он фыркает.
— Те, кто мне важен, записаны у меня в телефоне, я смогу позвонить, — Сава с удовольствием хлопнул себя по колену. — Едем! Прямо в мою новую жизнь!
Он засмеялся, выдыхая.
Господи, он и вправду сваливает из этого места.
— Вы сказали, что знали мою маму, — Сава все-таки не смог пропустить эту тему, возвращаясь к ней, как только за машиной закрываются ворота приюта. Ему интересно, любопытно, хотя и немного волнительно говорить о таком. Маму он помнит плохо, чертовски плохо, словно через мыльную пленку, да и помнит лишь какие-то куски невнятные, как она его обнимала, завала ласково по имени или давала что-то интересное или вкусное. Для ребенка такие воспоминания нормальные, но Сава хотел бы помнить больше. Он... он хотел бы хотя бы имя ее знать, что ли. В документах его ничего не значилось, сирота как сирота, даже дата рождения вымышленная стояла, потому что пришлось так сделать без свидетельства о рождении. Саве неловко, но не у Яна же спрашивать. — А как ее полное имя? Я ничего о ней не знаю, кроме того, что она меня любила.
Он посмотрел в окно. Сколько лет он провел в своих мечтаниях о том, как она объявится и вернется, чтобы забрать его. Нет смысла врать, что он до сих пор мечтал об этом, хотя ненавидел эти мечты, так как они ему сердце разбивали тем, что никогда не сбудутся. Но судьба так развернулась, что вместо матери его забирает ее знакомая, почти подруга, судя по словам Данкан. Это, конечно, не какой-нибудь родственник, пусть и дальний, типа бабули или дедули, а может даже тетушки со стороны отца, но... это кто-то, кто знал ее. Кто видел своими глазами и помнит куда больше, чем смог запомнить пятилетний ребенок, не подозревающий даже, что вскоре окажется совсем один в жестоком мире.
— Может сделку заключим? Расскажите мне о ней, я хотел бы послушать, а я в обмен расскажу вам то, что вы захотите.